Шаги Раскольникова к преступлению в романе Ф.И. Достоевского Преступление и наказание

Сам Достоевский определяет содержание своего произведения таким образом:
«Это - психологический отчет одного преступления... Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шатости в понятиях, поддавшись некоторым странным, «недоконченным» идеям, которые носятся в воздухе, решил разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. ...

Роман-айсберг
Уголовно-криминальный план романа – ПРЕСТУПЛЕНИЕ –
1 часть
Нравственно-философский план романа – НАКАЗАНИЕ –
5 частей + эпилог

Кто я?
«Тварь дрожащая»
Материал, служащий единственно для зарождения себе подобных
«Право имею»
Талант в среде своей сказать новое слово
Право разрешать кровь по совести

«Да ведь тут арифметика!»
100>1 – теория тысячи благодеяний путём одного преступления
1>100 – теория Наполеона, теория сильной личности.
Можно ли, преступив законы нравственности, прийти к счастью?

Шаги к преступлению
Подслушанный в кабаке разговор
Письмо матери
Встреча с пьяной девочкой
Разговор с Мармеладовым
Расположите сцены по порядку

Шаги к преступлению
Подслушанный в кабаке разговор (месяца полтора назад)
Разговор с Мармеладовым
Письмо матери
Встреча с пьяной девочкой
Подслушанный в кабаке разговор (месяца полтора назад)

Чем заинтересовал Мармеладов Раскольникова?
Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность, -- пожалуй, был и смысл и ум, -- но в то же время мелькало как будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-чиновничье.

Цитаты из Библии в речи Мармеладова
«Ничего–с! Сим покиванием глав не смущаюсь, — говорит он об отношении клиентов распивочной, которые уже знают, чем занимается его дочь, — ибо уже всем всё известно и всё тайное становится явным«Ничего–с! Сим покиванием глав не смущаюсь, — говорит он об отношении клиентов распивочной, которые уже знают, чем занимается его дочь, — ибо уже всем всё известно и всё тайное становится явным; и не с презрением, а со смирением к сему отношусь. Пусть! пусть! "Се человек!"» (6, 14).

Все тайное становится явным
Первая цитата о неизбежности того, что все тайное становится явным, — это скрытая цитата из Евангелия от Луки (8, 17), повторенная в Евангелии от Матфея (10, 26) и от Марка (4, 22). «Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы. Итак, наблюдайте, как вы слушаете: ибо, кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что он думает иметь» (Лк 8, 17—18).

«Се, Человек!» Иероним Босх(1470—1480)
Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины. Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се, Человек! Когда же увидели Его перво-священники и служители, то закричали: распни, распни Его! Пилат говорит им: возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины. Иудеи отвечали ему: мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим. Пилат, услышав это слово, больше убоялся.

-- А коли не к кому, коли идти больше некуда! Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти.
Да! меня жалеть не за что! Меня распять надо, распять на кресте, а не жалеть! Но распни, судия, распни и, распяв, пожалей его! И тогда я сам к тебе пойду на пропятие, ибо не веселья жажду, а скорби и слез!..
И когда уже кончит над всеми, тогда возглаголет и нам: "Выходите, скажет, и вы! Выходите пьяненькие, выходите слабенькие, выходите соромники!" И мы выйдем все, не стыдясь, и станем. И скажет: "Свиньи вы! образа звериного и печати его; но приидите и вы!" И возглаголят премудрые, возглаголят разумные: "Господи! почто сих приемлеши?" И скажет: "Потому их приемлю, премудрые, потому приемлю, разумные, что ни единый из сих сам не считал себя достойным сего..." И прострет к нам руце свои, и мы припадем... и заплачем... и всё поймем! Тогда всё поймем!.. и все поймут...
«первое явление романа происходит в распивочной, где поэма любви, сострадания и прощения Мармеладова противопоставляется гордости и мятежному гневу Раскольникова»

Так последние станут первыми
Ведь Царство Небес можно сравнить вот с чем: один хозяин пошел рано утром нанимать работников в свой виноградник. Сговорившись с работниками о том, что он заплатит им за день по одной серебряной монете, он послал их в виноградник. Придя в девять часов утра на рыночную площадь, он увидел, что там стоят еще люди без дела. Он сказал им: «Ступайте и вы в виноградник. Я заплачу вам, что будет причитаться». Они пошли. И в двенадцать часов, и в три часа дня он делал то же самое. И уже около пяти часов он еще раз пришел на площадь, увидел стоявших там людей и говорит им: «Что вы стоите весь день без дела?» – «Никто нас не нанял», – отвечают они. Он говорит им: «Ступайте и вы в виноградник».
Когда настал вечер, хозяин говорит своему управляющему: «Созови работников и расплатись с ними. Начни с тех, кого наняли последними, и закончи первыми».
Пришли нанятые в пять часов вечера, и каждый получил по серебряной монете. Первые, придя, решили, что они получат больше. Но и они получили по денарию.
И, получив, стали негодовать на хозяина: «Эти последние час один проработали, ты же приравнял их к нам, а мы ведь целый день надрывались под палящим солнцем». Но он ответил одному из них: «Я тебя не обидел, приятель. Разве ты сговорился со мной не за один денарий? Получай свое и уходи. А я хочу и этому, последнему, дать столько же, сколько тебе. Разве я не вправе поступать со своими деньгами, как хочу? Или тебе завидно, я щедр?» Так последние станут первыми, а первые – последними.

Письмо матери
Письмо матери его измучило. Но относительно главнейшего, капитального пункта сомнений в нем не было ни на минуту, даже в то еще время, как он читал письмо. Главнейшая суть дела была решена в его голове и решена окончательно: "Не бывать этому браку, пока я жив, и к черту господина Лужина!"
"Потому что это дело очевидное, -- бормотал он про себя, ухмыляясь и злобно торжествуя заранее успех своего решения. -- Нет, мамаша, нет, Дуня, не обмануть меня вам!.. И еще извиняются, что моего совета не попросили и без меня дело решили! Еще бы! Думают, что теперь уж и разорвать нельзя; а посмотрим, льзя или нельзя! Отговорка-то какая капитальная: "уж такой, дескать, деловой человек Петр Петрович, такой деловой человек, что и жениться-то иначе не может, как на почтовых, чуть не на железной дороге". Нет, Дунечка, всё вижу и знаю, о чем ты со мной много-то говорить собираешься; знаю и то, о чем ты всю ночь продумала, ходя по комнате, и о чем молилась перед Казанскою божией матерью, которая у мамаши в спальне стоит. На Голгофу-то тяжело всходить.
Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит!

Встреча с пьяной девочкой
Она, должно быть, девушка очень молоденькая, шла по такому зною простоволосая, без зонтика и без перчаток, как-то смешно размахивая. К довершению, девушка шла нетвердо, спотыкаясь и даже шатаясь во все стороны. Вглядевшись в нее, он тотчас же догадался, что она совсем была пьяна. Странно и дико было смотреть на такое явление. Он даже подумал, не ошибается ли он. Пред ним было чрезвычайно молоденькое личико, лет шестнадцати, даже, может быть, только пятнадцати, -- маленькое, белокуренькое, хорошенькое, но всё разгоревшееся и как будто припухшее. Девушка, кажется, очень мало уж понимала…
Раскольников не сел и уйти не хотел, а стоял перед нею в недоумении. И однако ж в стороне, шагах в пятнадцати, на краю бульвара, остановился один господин, которому, по всему видно было, очень бы хотелось тоже подойти к девочке с какими-то целями. Он тоже, вероятно, увидел ее издали и догонял, но ему помешал Раскольников. Он бросал на него злобные взгляды, стараясь, впрочем, чтобы тот их не заметил, и нетерпеливо ожидал своей очереди, когда досадный оборванец уйдет. Дело было понятное. Господин этот был лет тридцати, плотный, жирный, кровь с молоком, с розовыми губами и с усиками, и очень щеголевато одетый. Раскольников ужасно разозлился; ему вдруг захотелось как-нибудь оскорбить этого жирного франта. Он на минуту оставил девочку и подошел к господину.
-- Эй вы, Свидригайлов! Вам чего тут надо? -- крикнул он, сжимая кулаки и смеясь своими запенившимися от злобы губами.
-- Это что значит? -- строго спросил господин, нахмурив
брови и свысока удивившись.
-- Убирайтесь, вот что!
-- Как ты смеешь, каналья!..
И он взмахнул хлыстом. Раскольников бросился на него с
кулаками, не рассчитав даже и того, что плотный господин мог
управиться и с двумя такими, как он. Но в эту минуту кто-то
крепко схватил его сзади, между ними стал городовой.

Подслушанный разговор (Месяца полтора назад…)
глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой умрет. Понимаешь? Понимаешь?
-- Ну, понимаю, -- отвечал офицер, внимательно уставясь в горячившегося товарища.
-- Слушай дальше. С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, -- и всё это на ее деньги. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел? За одну жизнь -- тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен -- да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна. Она чужую жизнь заедает: она намедни Лизавете палец со зла укусила; чуть-чуть не отрезали!
-- Конечно, она недостойна жить, -- заметил офицер, -- но ведь тут природа.
-- Нет, ты стой; я тебе задам вопрос. Слушай!
-- Ну!
-- Вот ты теперь говоришь и ораторствуешь, а скажи ты мне: убьешь ты сам старуху или нет?
-- Разумеется, нет! Я для справедливости... Не во мне тут и дело...
-- А по-моему, коль ты сам не решаешься, так нет тут никакой и справедливости! Пойдем еще партию!
Раскольников был в чрезвычайном волнении. Конечно, всё это были самые обыкновенные и самые частые, не раз уже слышанные им, в других только формах и на другие темы, молодые разговоры и мысли. Но почему именно теперь пришлось ему выслушать именно такой разговор и такие мысли, когда в собственной голове его только что зародились... такие же точно мысли? И почему именно сейчас, как только он вынес зародыш своей мысли от старухи, как раз и попадает он на разговор о старухе?.. Странным всегда казалось ему это совпадение. Этот ничтожный, трактирный разговор имел чрезвычайное на него влияние при дальнейшем развитии дела: как будто действительно было тут какое-то предопределение, указание...