Чуковский Федорино горе

Скачет сито по полям,
А корыто по лугам.
За лопатою метла
Вдоль по улице пошла.

Топоры-то, топоры
Так и сыплются с горы.

Испугалася коза,
Растопырила глаза:

«Что такое?
Почему?
Ничего я не пойму».

Но, как чёрная железная нога,
Побежала, поскакала кочерга.
И помчалися по улице ножи:
«Эй, держи, держи, держи,
держи, держи!»

И кастрюля на бегу
закричала утюгу:
«Я бегу, бегу, бегу,
удержаться не могу!»

Вот и чайник за кофейником бежит,
Тараторит, тараторит,
Дребезжит…

Утюги бегут Покрякивают,
Через лужи, через лужи
Перескакивают.

А за ними блюдца,
блюдца –
Дзынь-ля-ля!
Дзынь-ля-ля!
Вдоль по улице несутся –
Дзынь-ля-ля!
Дзынь-ля-ля!
На стаканы – дзынь!
Натыкаются,
И стаканы – дзынь!
Разбиваются.

И бежит, бренчит,
Стучит сковорода:
«Вы куда? Куда?
Куда? Куда? Куда?»
А за нею вилки,
Рюмки да бутылки,
Чашки да ложки
Скачут по дорожке.

Из окошка вывалился Стол
И пошёл, пошёл, пошёл,
Пошёл, пошёл…

А на нём, а на нём,
Как на лошади верхом,
Самоварище сидит
И товарищам кричит:
«Уходите, бегите,
спасайтеся!»
И в железную трубу:
Бу-бу-бу!
Бу-бу-бу!

А за ними вдоль забора
Скачет бабушка Федора:
«Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!
Воротитеся домой!»

Но ответило корыто:
«На Федору я сердито!»
И сказала кочерга:
«Я Федоре не слуга!»

А фарфоровые блюдца
Над Федорою смеются:
«Никогда мы, никогда
Не воротимся сюда!»

Тут Федорины коты
Расфуфырили хвосты,
Побежали во всю прыть,
Чтоб, посуду воротить:

«Эй вы, глупые тарелки,
Что вы скачете, как белки?
Вам ли бегать за воротами
С воробьями желторотыми?
Вы в канаву упадёте,
Вы утонете в болоте.
Не ходите, погодите,
Воротитеся домой!»

Но тарелки вьются – вьются,
А Федоре не даются:
«Лучше в поле пропадём,
А к Федоре не пойдём!»

Мимо курица бежала
И посуду увидала:
«Куд-куда! Куд-куда!
Вы откуда и куда!?»

И ответила посуда:
«Было нам у бабы худо,
Не любила нас она,
Била, била нас она,
Запылила, закоптила,
Загубила нас она!»
«Ко-ко-ко! Ко-ко-ко!
Жить вам было
нелегко!»

«Да, - промолвил медный таз,-
Погляди-ка ты на нас:
Мы поломаны, побиты,
Мы помоями облиты.
Загляни-ка ты в кадушку –
И увидишь там лягушку.

Загляни-ка ты в ушат –
Тараканы там кишат.

Оттого-то мы от бабы
Убежали, как от жабы.
И гуляем по полям,
По болотам, по лугам,
А к неряхе-замарахе
Не воротимся!»

И они побежали
лесочком,
Поскакали по пням
и по кочкам.

А бедная баба одна,
И плачет, и плачет она.

Села бы баба за стол,
Да стол за ворота ушёл.
Сварила бы баба щи,
Да кастрюлю поди поищи!

И чашки ушли,
и стаканы,
Остались
одни тараканы.
Ой, горе
Федоре,
Горе!

А посуда вперёд и вперёд
По полям, по болотам идёт.
И чайник шепнул утюгу:
«Я дальше идти не могу».
И заплакали блюдца:
«Не лучше ль вернуться?»

И зарыдало корыто:
«Увы, я разбито,
разбито!»

Но блюдо сказало:
«Гляди, кто это там
позади?»
И видят:
За ними из тёмного бора
Идёт-ковыляет Федора.
Но чудо случилося
с ней:
Стала Федора добрей.

Тихо за ними идёт
И тихую песню поёт:

«Ой вы, бедные сиротки мои,
Утюги и сковородки мои!
Вы подите-ка, немытые домой,
Я водою вас умою ключевой.
Я почищу вас песочком,
Окачу вас кипяточком.
И вы будете опять,
Словно солнышко, сиять.

А поганых тараканов я повыведу,
Прусаков и пауков я повымету!»

И сказала скалка:
«Мне Федору жалко».
И сказала чашка:
«Ах, она бедняжка!»
И сказали блюдца:
«Надо бы вернуться!»
И сказали утюги:
«Мы Федоре не враги!»

Долго, долго целовала
И ласкала их она,
Поливала, умывала,
Полоскала их она.
«Уж не буду, уж не буду
Я посуду обижать,
Буду, буду я посуду
И любить и уважать!»

Засмеялися кастрюли,
Самовару подмигнули:
«Ну, Федора,
так и быть,
Рады мы тебя
простить!»

Полетели, зазвенели,
Да к Федоре прямо в печь!
Стали жарить,
Стали печь.
Будут, будут у Федоры
И блины, и пироги!

А метла-то, а метла –
весела,
Заплясала, заиграла,
замела,
Ни пылинки у Федоры
не оставила.

И обрадовались блюдца:
Дзынь – ля – ля!
Дзынь – ля – ля!
И танцуют, и смеются –
Дзынь-ля-ля!
Дзынь-ля-ля!

А на белой табуреточке,
Да на вышитой салфеточке
Самовар стоит,
Словно жар горит.
И пыхтит,
И на бабу поглядывает:

«Я Федорушку прощаю,
Сладким чаем угощаю.
Кушай, кушай
Федора Егоровна!»