Русская литература начала XXI века - Юрий Франк - пейзажная лирика

Земля в лихорадке... Апрельской порою
днём в жар бросит резко, морозит ночами. Диагноз — весна, и листок не закроет
больничный никто, никакими врачами
не будут рецепты даны на лекарства.
Болезнь роста кончится зрелостью лета.
А осенью будут апреля мытарства
казаться деньками счастливого бреда.
Болезнь роста

Желтеет трава и краснеет листва,
печаль в ярких вспышках пейзажа. Вокруг разгорается пламя костра
средь дымки тумана, а сажа
из грязи дорог на моих сапогах.
И зеркало моря сереет
Под пепельным взглядом небес... На глазах
у нас только осень умеет
поджечь этот мир... Ну, а искры летят
из углей осенних закатов —
в сердца, что теплее, нежнее горят
любовью в сезон листопадов.
Осень

Снотворная погода.
Как гири стали веки.
В глазури гололёда
асфальтовые реки. Рой белых мух-снежинок
кружится в диком танце.
За стёклами машины —
деревья-оборванцы
мелькают в небе хмуром.
Ноябрьская пора,
нет, не идёт, — прёт буром.
И с самого утра
асфальтовые реки
в глазури гололёда.
Как гири стали веки, —
снотворная погода.
Снотворная погода

Деревья оголённые, — как нервы,
прошили плоть бесцветную небес,
и травы сединой покрылись первой...
Шарм осени рассыпался, исчез.
Плаксива, холодна теперь природа,
старухой нервной смотрит, жизнь коря.
Смурная и дождливая погода,
последняя декада октября.
Последняя декада октября

Отдыхает земля, спит спокойно
под слежавшимся пухом снегов.
Сон, не смерть... О зима, мне так вольно,
на просторах твоих я оков,
как во сне, на душе и не чую.
Воздух чистый, морозный бодрит.
Хоть, признаться, тебя не люблю я,
мне по нраву скупой колорит
спящей мирно природы... Твой холод
бросит в дрожь, нарумянит лицо.
Пусть давно я уже и не молод,
краснощеким стою молодцом
пред тобой, о зима... Мне так вольно,
не волнуется сердце в груди,
не тоскливо ему и не больно.
Сон, не смерть... До весны не будить!..
До весны не будить!

Золотая листва, золотая,
и видны сквозь неё небеса. —
То осенняя старость святая
прикоснулась к деревьям, кустам.
Старость та не мрачна, не глубока,
не костлява ещё, а мудра,
как душа, погулявшая много
и уставшая чуть... Мне пора
эта по сердцу больше, чем лето.
Грусть и память — приволье души.
На вопросы найдутся ответы,
и задачи возможно решить,
призадумавшись... Через синь неба
в никуда устремив слабый взор,
я как вкопанный встану нелепо,
и прервётся пустой разговор.
Золотая листва, золотая…

В цвет разлуки оделась листва...
Хоть конец — лишь преддверье начала,
слёз и грусти полна голова,
и ворона уже прокричала,
предрекая печальные дни
расставания с красками жизни.
Поскорее меня обними,
вот-вот дождик, я чувствую, брызнет
мне на щёки... Смириться нельзя,
но приходится, как же иначе.
Все мы дети природы, скользя
по холсту её красками, плачем
и смеёмся, смешаясь смешно
с чьей-то капелькой жизни, а рамой
служит время... Такое кино,
эпизод комедийный за драмой
вечно следует, видишь, смеюсь... —
Так весна будет вновь за зимою.
В новой жизни тебя я дождусь,
и обнимемся жарко с тобою...
В цвет разлуки оделась листва…

Уморилось море, вволю
штормом выход дав страстям.
И, увлёкшись новой ролью,
в штиль ласкается к снастям,
что лежат на берегу, —
не достать волною.
Помирить я их могу,
подтолкну ногою
разобиженную сеть
с ячеёй запутанной. —
Ей приходится терпеть
выходки беспутные.
Ведь не могут жить без моря
снасти, что скрывать. —
Хоть хлебнули много горя,
но простят опять.
Уморилось море…