изменилось. Дорога оказалась долгой, он привык к мысли о невозможности возвращения.
«Он боялся ехать на фронт, — говорит автор. — Всего себя, до последней капли и до последней мысли, он приготовил для встречи с родными — с отцом, матерью, Настеной — этим и жил, этим выздоравливал и дышал, только это одно и знал... Как же обратно, снова под пули, под смерть, когда рядом, в своей же стороне, в Сибири? Разве это правильно, справедливо? Ему бы только один-единственный денек побывать дома, унять душу — тогда он опять готов на что угодно».