Осип Эмильевич Мандельштам (1891-1938)
Образ твой, мучительный и зыбкий, Я не мог в тумане осязать. «Господи!»- сказал я по ошибке, Сам того не думая сказать. Божье имя, как большая птица, Вылетало из моей груди. Впереди густой туман клубится, И пустая клетка позади. "Мой тихий сон, мой сон ежеминутный...“ Мой тихий сон, мой сон ежеминутный — Невидимый, завороженный лес, Где носится какой-то шорох смутный, Как дивный шелест шелковых завес. В безумных встречах и туманных спорах, На перекрестке удивленных глаз Невидимый и непонятный шорох, Под пеплом вспыхнул и уже погас. И как туманом одевает лица, И слово замирает на устах, И кажется — испуганная птица Метнулась в вечереющих кустах. "Образ твой, мучительный и зыбкий..." «Мы живем, под собою не чуя страны...» Мы живем, под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны, А где хватит на полразговорца, Там припомнят кремлёвского горца. Его толстые пальцы, как черви, жирны, А слова, как пудовые гири, верны, Тараканьи смеются усища, И сияют его голенища. А вокруг него сброд тонкошеих вождей, Он играет услугами полулюдей. Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет, Он один лишь бабачит и тычет, Как подкову, кует за указом указ: Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз. Что ни казнь у него - то малина И широкая грудь осетина.